Микола Вікторович Мазур
Персональний сайт

Влияние прецедентов Европейского суда по правам человека на практику Конституционных Судов России и Украины

Мазур Н.В.,
преподаватель Луганского государственного
университета внутренних дел (Украина)

Во многих государствах мира, в том числе в России и Украине, были созданы и в настоящее время функционируют конституционные суды (далее – КС), которые призваны стать эффективным средством обеспечения верховенства права, гарантией реализации прав и свобод человека и фактором развития демократии.

Однако схожее, по сути, предназначение имеют также некоторые международные органы. Речь идет, в первую очередь, о Европейском суде по правам человека (далее – ЕСПЧ), который сегодня нередко называют «нервным центром» европейской системы защиты прав человека, «конституционным инструментом по поддержанию европейского публичного порядка»[1]. По словам Л. Вильдхабера, ЕСПЧ устанавливает единые правовые критерии, которые определяют правовой порядок стран-участниц Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция), влияют на формирование национального законодательства и судебной практики[2].

Следует указать, что необходимость широкого применения прецедентов ЕСПЧ в деятельности национальных судебных органов является в настоящее время общепризнанной как учеными-правоведами, так и юристами-практиками. Тем не менее, значительное число связанных с этим проблем до сих пор не нашли своего окончательного решения ни в теории, ни на практике. К числу таких проблем относится и вопрос о пределах влияния правовых позиций ЕСПЧ на практику конституционных судов.

Указанный вопрос является достаточно сложным, и при поиске ответа на него нужно учитывать, по крайней мере, несколько моментов.

1. Ратифицировав Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, Россия и Украина возложили на себя обязательство добросовестно исполнять ее нормы в соответствии с общепризнанным международным принципом pacta sunt servanda. При этом нужно исходить из того, что согласно ст. 32 Конвенции юрисдикция ЕСПЧ распространяется на все вопросы толкования и применения ее норм. Именно в прецедентах ЕСПЧ конкретизируются и развиваются положения этого международного договора. Как справедливо отмечает Г. Куц, современное конвенционное право базируется не столько на конвенционных принципах, сколько на сформулированном на их основе прецедентном праве[3]. Поэтому добросовестная реализация норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод на национальном уровне практически невозможна без учета правовых позиций ЕСПЧ. Таким образом, единственным логичным выводом из этого является признание прецедентов ЕСПЧ источником российского и украинского права[4], что налагает на все органы государственной власти России и Украины обязанность придерживаться их в своей практической деятельности.

Последнее утверждение является особенно важным сейчас, когда количество обращений российских и украинских граждан в ЕСПЧ постоянно растет. Так, по состоянию на 1 января 2007 года 21,5 % (19 300) жалоб, ожидающих своего рассмотрения в ЕСПЧ, было подано из РФ, что выводит Россию в абсолютные лидеры среди стран-членов Совета Европы. Украина немного отстает по этому показателю от России, занимая четвертое место – 7,6 % (6 800) жалоб. Однако Украина опередила Россию по количеству рассмотренных в 2006 году дел: в отношении Украины принято 119 решений, в которых было установлено хотя бы одно нарушение Конвенции (третье место), а в отношении России – 96 (пятое место).

2. Несмотря на всю важность Конвенции о защите прав человека и основных свобод в европейском правовом контексте, в иерархии источников права России и Украины она находится после конституции. Поэтому при определении границ влияния решений ЕСПЧ на практику КС России и Украины нужно исходить из особенной правовой природы последних как единственных национальных органов конституционной юрисдикции, призванных толковать и применять, в первую очередь, Конституцию – нормативно-правовой акт наивысшей юридической силы[5].

Как правильно отмечает бывший председатель КС Украины Г. Селивон, «при решении дел конституционного производства конституционные суды, связаны, прежде всего, положениями конституций своих государств. В частности, Конституционный Суд Украины обязан защищать, утверждать верховенство Основного Закона на всей территории Украины. Так, в статьях 8, 9 Конституции Украины говорится, что действующие между­народные договоры, согласие на обязательность которых дано Верховной Радой Украины, являются частью национального законодательства Украины, в котором Конституция государства имеет наивысшую юридическую силу, а следовательно, это касается и Европейской конвенции по правам человека»[6].

В данном контексте целесообразно вспомнить, также, позицию Конституционного суда ФРГ, который сделал важное замечание: «При толковании Основного Закона берется во внимание содержание и уровень развития Конвенции настолько, насколько это не приводит к ограничению и отмене правовых методов защиты, установленных Основным законом. По этой причине прецедентное право ЕСПЧ является вспомогательным средством при толковании и определении содержания и объема основных прав человека и принципов Основного Закона»[7].

Такой подход полностью отвечает духу и содержанию Конвенции, статья 53 которой определяет следующее: «Ничто в настоящей Конвенции не может быть истолковано как ограничение или умаление любого из прав человека и основных свобод, которые могут обеспечиваться законодательством любой Высокой Договаривающейся Стороны или любым иным соглашением, в котором она участвует».

Таким образом, прецеденты ЕСПЧ имеют для Конституционных Судов России и Украины не обязательный, а убедительный характер.

Иллюстрацией этого является Постановление КС РФ от 5 февраля 2007 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан». В своих обращениях в КС РФ заявители по этому делу оспаривали конституционность ряда положений Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, касающихся пересмотра судебных решений в порядке надзора.

При принятии решения по делу КС РФ изучил соответствующую практику Европейского Суда по правам человека. В частности, как отмечено в Постановлении КС РФ, в решениях ЕСПЧ подчеркивается, что процедуры, допускающие не ограниченное или значительно протяженное по времени обжалование судебных решений, в том числе неопределенность сроков рассмотрения дел в надзорной инстанции, ведут к неопределенности и нестабильности окончательных решений и несовместимы с принципом правовой определенности, являющимся одним из основополагающих элементов верховенства права, и правом на справедливое судебное разбирательство (пункты 61 и 62 постановления от 28 октября 1999 года по делу «Брумареску (Brumarescu) против Румынии», пункт 77 постановления от 25 июля 2002 года по делу «Совтрансавто Холдинг против Украины», пункты 51 и 54 постановления от 24 июля 2003 года по делу «Рябых против России», пункты 63 и 69 постановления от 12 января 2006 года по делу «Кехайа (Kehaya) и другие против Болгарии», пункт 49 постановления от 27 апреля 2006 года по делу «Засурцев против России» и др.). С учетом этого КС РФ заявил, в соответствии с нормами ГПК РФ «надзорное производство может иметь место последовательно в трех судебных инстанциях, в целом процесс надзорного обжалования – с учетом кумулятивного эффекта такого регулирования – может длиться в течение нескольких лет, что не согласуется с вытекающим из Конституции Российской Федерации принципом правовой определенности и основанным на нем принципом стабильности судебных актов».

Тем не менее, в этом деле КС РФ воздержался от признания не соответствующими Конституции РФ тех норм ГПК РФ, которые устанавливают множественность надзорных инстанций, возможность неоднократного пересмотра судебных постановлений, принятых в порядке надзора, неопределенность сроков надзорного обжалования и производства. Такое решение КС РФ принял, исходя из того, что признание соответствующих норм ГПК РФ противоречащими Конституции РФ и утратившими силу создавало бы такой пробел в правовом регулировании, который в данном случае не может быть устранен непосредственным применением Конституции РФ и требует внесения системных изменений в действующее законодательство о судоустройстве и о гражданском судопроизводстве. КС РФ также указал, что федеральному законодателю надлежит, принимая во внимание правовые позиции ЕСПЧ и резолюцию Комитета Министров Совета Европы от 8 февраля 2006 года ResDH (2006)1, в разумные сроки установить процедуры, реально обеспечивающие своевременное выявление и пересмотр ошибочных судебных постановлений до их вступления в законную силу, и привести правовое регулирование надзорного производства – на основе Конституции РФ и с учетом анализируемого Постановления КС РФ – в соответствие с признаваемыми Российской Федерацией международно-правовыми стандартами[8].

3. При определении пределов влияния прецедентов ЕСПЧ на практику Конституционных Судов России и Украины, нужно также учитывать специфику их деятельности. Если последние рассматривают исключительно вопросы права, то первый связан фактами конкретного дела. В некоторых случаях это приводит к возникновению определенных сложностей при согласовании правовых позиций ЕСПЧ и конституционных судов.

Так, КС Украины в Решении от 10 июня 2003 года № 11-рп/2003 по делу о моратории на принудительную реализацию имущества признал конституционным Закон Украины «О введении моратория на принудительную реализацию имущества», который установил мораторий на отчуждение имущества государственных предприятий и хозяйственных обществ, в уставных фондах которых частица государства составляет не меньше 25 процентов, путем наложения взыскания на имущество должника по судебным решениям, которые подлежат исполнению Государственной исполнительной службой. В своем Решении КС Украины отметил, названный Закон не нарушает конституционного требования обязательности судебных решений; решения судов о принудительном отчуждении имущества предприятий, принятые до и после принятия этого Закона, им не отменяются, они остаются в силе, а их исполнение приостанавливается до совершенствования механизма принудительной реализации имущества. Иными словами, по мнению КС Украины, названный Закон устанавливает продленный на этот период срок их исполнения[9].

Позднее нормы Закона Украины «О введении моратория на принудительную реализацию имущества» стали предметом анализа Европейского суда по правам человека в деле «Сокур против Украины». ЕСПЧ не стал отрицать общей законности ограничений, установленных этим законом, однако отметил, что законодательство Украины не предоставляет взыскателю, такому, как заявитель, или государственному исполнителю ни одной возможности обжаловать подобные ограничения в случае их произвольного или незаконного применения; кроме того, невозможно подать никакой иск о возмещении вреда за задержки в исполнении судебных решений, вызванные такими ограничениями. В результате, ЕСПЧ признал в данном случае нарушение пункта 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

4. Необязательность прецедентов ЕСПЧ для конституционных судов, однако, не следует рассматривать как основание для их полного игнорирования Конституционными Судами РФ и Украины.

Конституции России и Украины содержат в целом аналогичный Конвенции перечень прав и свобод человека, хотя некоторые из конституционных формулировок терминологически отличаются от конвенционных определений. Ценность решений ЕСПЧ заключается, прежде всего, в силе их аргументации[10], а также в том, что в них на основе толкования норм Конвенции сформулированы минимальные европейские стандарты в отрасли прав человека. Поэтому для усиления аргументации и дополнительного обоснования своих правовых позиций при принятии решений Конституционным Судам России и Украины целесообразно использовать потенциал прецедентного права ЕСПЧ. И, нужно сказать, такая практика на сегодняшний день уже существует.

Одним из примеров эффективного использования Конституционным Судом Украины прецедентов ЕСПЧ является его Решение по делу о сбережениях граждан от 10  октября 2001 года. В этом деле КС Украины рассматривал, кроме прочего, вопрос о конституционности статьи 7 Закона Украины «О государственных гарантиях восстановления сбережений граждан Украины», устанавливающих порядок, в соответствии с которым сбережения граждан, восстановленные и проиндексированные вклады в учреждениях Ощадного (рус. – сберегательного) банка Украины, возвращаются поэтапно, в зависимости от возраста вкладчика, суммы вклада, других обстоятельств, в рамках средств, предусмотренных для этого Государственным бюджетом Украины на текущий год.

Исходя из системного анализа положений Конституции Украины, КС Украины пришел к выводу, что право собственности в принципе может быть ограничено. При этом он опирался и на положения ст. 1 Первого протокола к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, согласно которой каждое физическое или юридическая лицо имеет право мирно владеть своим имуществом; однако государство имеет право «обеспечивать выполнение таких законов, какие ему представляются необходимыми для осуществления контроля за использованием собственности в соответствии с общими интересами...». На основании этого, КС Украины признал положения статьи 7 названного Закона, в соответствии с которыми сбережения возвращаются «поэтапно», «в зависимости от суммы вклада», «в пределах средств, предусмотренных для этого Государственным бюджетом Украины на текущий год», хотя и ограничивающими конституционное право собственности граждан, но не противоречащими нормам Конституции Украины.

В то же время КС Украины отметил, что отсутствие в этом Законе конкретных этапов, сроков возвращения сбережений и объемов бюджетных ассигнований может привести к полной потере гражданами своих вкладов, то есть к нарушению их конституционного права собственности. Свою позицию КС Украины подтвердил аналогичными выводами, сделанными ЕСПЧ по делу «Джеймс и другие против Соединенного Королевства» от 21 февраля 1986 года: «Не отрицая право государства устанавливать в достаточно широких границах усмотрения, в соответствии с ее внутренней законодательной, социальной, экономической политикой или с другой целью ограничения в пользовании объектами права собственности, учитывая общественный интерес, следует иметь в виду, что эти ограничения, однако, не должны приводить к лишению возможностей такого пользования, то есть к полной их потере»[11].

КСУ применял прецедентное право Европейского суда по правам человека и по другим делам. Например, в деле о распространении сведений КСУ обращался к прецедентам ЕСПЧ «Никула против Финляндии» и «Яновский против Польши»[12]. В некоторых делах КСУ ссылался на практику ЕСПЧ, не называя конкретных прецедентов (дело о смертной казни[13], дело о внесении изменений в Конституцию Украины по инициативе народных депутатов[14], дело о независимости судов как составную часть их статуса[15]).

Несколько чаще ссылки на прецеденты ЕСПЧ встречаются в решениях Конституционного Суда РФ. В качестве примера можно привести Постановления КС РФ от 16 июня 2006 г. № 7-П «По делу о проверке конституционности ряда положений статей 48, 51, 52, 54, 58 и 59 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в связи с запросом Государственной Думы Астраханской области»; от 15 июня 2006 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности положений подпункта 1 пункта 2 статьи 2 Федерального закона «О введении в действие Жилищного кодекса Российской Федерации» и части первой статьи 4 Закона Российской Федерации «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации» (в редакции статьи 12 Федерального закона «О введении в действие Жилищного кодекса Российской Федерации») в связи с запросом Верховного Суда Российской Федерации и жалобой граждан М.Ш. Орлова, Х.Ф. Орлова и З.Х. Орловой»; от 20 февраля 2006 г. № 1-П «По делу о проверке конституционности положения статьи 336 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан К.А. Инешина, Н.С. Никонова и открытого акционерного общества «Нижнекамскнефтехим»; от 17 ноября 2005 г. № 11-П «По делу о проверке конституционности части 3 статьи 292 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами государственного учреждения культуры «Дом культуры им. Октябрьской революции», открытого акционерного общества «Центронефтехимремстрой», гражданина А.А. Лысогора и Администрации Тульской области» и др.

Подводя общий итог, нужно отметить, что сложившаяся практика применения Конституционными Судами России и Украины прецедентов ЕСПЧ производит существенный положительный эффект на совершенствование национального законодательства, способствуя адаптации его к международным стандартам защиты прав человека. Поэтому такую практику следует развивать в дальнейшем. Вместе с тем, это обуславливает и необходимость проведения новых фундаментальных научных исследований, касающихся проблем прецедентного права и возможностей внедрения его элементов в правовые системы России и Украины, а также роли прецедентов ЕСПЧ в системе источников права обоих государств и правил их применения в национальном судопроизводстве.